Перебирая недавно семейные архивы, в папке со старыми документами я наткнулась на листки бумаги со знакомым почерком отца. Это были его детские воспоминания о войне. 

Татьяна Шакирова, фото из семейного архива. На фото Асфан со старшим братом Сабиром

Мой папа Асфан Михайлович Алдаркин родился и вырос в небольшом шахтерском городке на юге России. Когда началась война, ему было неполных пять лет. Вместе с родными ему  пришлось с лихвой испытать ужасы военного лихолетья: голод, бомбежки, оккупацию… и страх. Страх быть расстрелянным, поскольку в детстве папа был черноволосым и кареглазым. Да к тому же к своим пяти годам сильно картавил, не выговаривая букву «р».  Спустя годы папа с улыбкой вспоминал о том, как мама учила его: «Тебе скажут «кукуруза», а ты говори – «початок», тебе скажут «рыба», а ты – «селедка».

Но тогда родным было не до смеха: боялись, что их маленького Асфана фашисты примут за еврея и заберут в гетто или что еще страшней – расстреляют. Поэтому, как могли оберегали папу. С волосами поступали радикально – брили голову наголо. Старались лишний раз не выпускать его из дома и не звать по имени. Благо, во дворе соседи и так звали его на русский лад – Алешка. Наверное, поэтому свое повествование о военном времени папа ведет от имени  маленького Алешки, выбрав его своим прототипом в память о тех тяжелых событиях.

Июньское утро

Война для Алешки началась с раннего погожего июньского утра и хорошего настроения. Было воскресенье, а это значило, что к обеду он вместе со старшим братом отправится в гости к бабушке. Такие походы, после недельного пребывания в круглосуточном садике, Алешка любил особенно. Собирая его по понедельникам в садик, мама с грустью смотрела, как сонный Алешка неуклюже натягивал на себя майку, обувал стоптанные сандалики и, не глядя на нее, протягивал ручонку.  Расставаться на неделю было нелегко обоим, но поделать было ничего нельзя. После ареста отца в 1937 году, все заботы о детях легли на маму. Поэтому, отведя Алешку в сад, она шла на швейную фабрику, на которой трудилась в две смены.

Но сегодня выходной. Напоив Алешку чаем, мама разрешила ему поиграть пока с друзьями. Выскочив на улицу, он прямиком направился на аллейку, где уже вовсю шла мальчишечья «война». «Белые», конечно, отступали, а «красные» захватывали противника в плен и вели на допрос, который вел долговязый Валька – счастливый обладатель суконной буденовки с большой красной звездой. Эта буденовка, да увесистые Валькины щелбаны при выборе командира «красных» сразу решали вопрос в его пользу. Маленького Алешку Валька великодушно всегда брал в свой отряд…

Допрос «пленных» был в самом разгаре, когда Алешка услышал крики матери, зовущей его домой. Идти в гости было еще рано, поэтому он только недоуменно пожал плечами и продолжил игру. Но мама позвала его вновь, и столько в ее голосе было отчаяния, что он поневоле вздрогнул и припустил к дому. Мама подхватила его на руки, сжав так, что, кажется, хрустнули ребра. Вместе с другими людьми, высыпавшими на улицу, они подошли к открытому окну соседского дома, из которого доносился пугающий Алешку голос. Из черной тарелки репродуктора кто-то, как показалось ему, величиной с соседскую комнату, говорил непонятные слова:  «Без объявления войны... «фашистская Германия»… «вероломно»…

 Алешка взглянул на маму: по ее лицу текли слезы, а губы шептали молитву, и, будто вторя ей, сердце мальчугана сжалось от непонятного страха и тревоги. Всхлипнув пару раз и крепко прижавшись к матери, Алешка заревел в голос… Так в Алешкино детство ворвалась не игрушечная, а настоящая война.

Счастливая Катька

К началу войны дедушка Алешки работал в школе. Зимой топил печь, а в остальное время – управлял повозкой. Там же при школе и жил со своей семьей в небольшой комнатушке. По тем временам школа считалась богатой. Имела большую библиотеку, просторные классы и массу учебных пособий. В углу школьного двора стоял большой дощатый сарай, доверху набитый стараниями деда сеном. В отдельной пристройке находился гараж для старенькой «полуторки», которую школе подарили шефы. Но в хозяйстве от грузовика было мало прока. Машина часто ломалась, и ее постоянно чинили. Все транспортные проблемы решал любимец деда –  безотказный конь по кличке Буланный, не требующий ни бензина, ни запчастей. Вместе с Буланным в сарае жила коза Катька – хитрющее созданье. Коза ревностно оберегала бабушку от посторонних. Завидя незнакомца, пригибала безрогую голову к земле и бросалась в «атаку». Даже Буланному доставалось от проказницы. А ночью как ни в чем не бывало Катька дремала, прижавшись к теплому боку коня.

Когда грянула война и фронт стал стремительно приближаться к городу, начались каждодневные бомбежки. Фашистские летчики выбирали своими целями промышленные объекты, мосты, больницы, школы… Заслышав гул самолетов, Катька испуганно металась по сараю, а когда бомбы с невыносимым визгом устремлялись к земле – по тюкам сена забиралась под самую крышу сарая и там затихала. Так было и в тот день, когда бомба, пролетев мимо школы, угодила прямо в сарай. Когда стих гул самолетов,  в звенящей после бомбежки тишине Алешка вместе с дедом выбрались из подвала. Весь школьный двор был усыпан сеном и сломанными досками, а на месте сарая еще дымилась огромная воронка. Вокруг нее с выпученными безумными глазами молча бегала коза, а на дне лежал обрывок уздечки – все что осталось от Буланного. Из оставшихся досок дед сколотил маленький сарайчик, собрал разметанное взрывом сено, и Катька стала жить одна. Еще неделю коза была как чумная, а потом оправилась от контузии и даже, на радость бабушке, окотила по весне двух козлят.

Солдатская ложка

Война все ближе и ближе приближалась к шахтерскому городку, стоящему на пути к «воротам» Кавказа – Ростову-на-Дону. Где-то за горизонтом в полынных степях, изрезанных балками и лесополосами, шли бои. Через город потянулись отступающие части красноармейцев. Санитарные повозки чередовались с артиллерийскими пушками, гуртами скота и беженцами. Вся эта масса заполняла улицы и дворы, чтобы, передохнув, двигаться дальше. Аллею, на которой Алешка всегда играл с мальчишками, теперь было не узнать. То тут, то там в тени деревьев сидели солдаты с потемневшими от июньской жары и степной пыли лицами. Пахло лекарствами, бензином и чем-то еще непонятным. Для Алешки теперь все самое интересное было здесь.

Мама все так же уходила по утрам из дома. Но не на швейную фабрику, а за город – рыть окопы. А в городе жители разбирали мостовые и сооружали из булыжников баррикады, перегораживающие дороги. Тяжелый и, как оказалось впоследствии, бессмысленный труд. Когда в город вошли фашистские войска, Алешка, глядя с испугом в узкую щелку забора, видел, как тяжелый танк с черными крестами на башне с разгона врезался в каменную стену и на раз ломал преграду.

Но пока фашистов еще никто из мальчишек и в глаза не видел. Днями напролет они носились по улице, стремясь чем-то помочь красноармейцам. Приносили воду, помидоры, вареную кукурузу. Иногда кто-нибудь из  солдат доставал из тощего вещмешка свой паек и просил приготовить какой-нибудь немудреный харч. Пацаны с готовностью бежали по домам с брикетом пшенной каши или горохового супа, где матери, добавив что-нибудь своего – варили солдатские концентраты.

Однажды и Алешку подозвал к себе усатый красноармеец, сидевший с товарищами в тени старой шелковицы. Вытащив из кармана тряпицу, он достал кусочек сахара, сдул с него крохи махорки и протянул Алешке: «Держи, малец. А это отнеси маме и попроси сварить каши», и сунул в руки вещмешок с пайком. Уговаривать маму не пришлось, и вскоре самая большая в доме кастрюля уже стояла на сложенной во дворе из «дикого» камня-пластушки печке с трубой из старого ведра. Каша поспела быстро, и Алешка двинулся вслед за мамой к красноармейцам, зажав в руке деревянную ложку. Солдаты поблагодарили хозяюшку за сноровку, пригласив отужинать с ними, но мама отнекивалась и лишь поближе подталкивала сынишку.

Сидя на корточках перед кастрюлей, Алешка смотрел, как быстро орудуют ложками солдаты, и все не решался протянуть к каше свою. Заметив это, один из красноармейцев спросил: «А ты что не ешь, пацан? Не вкусно?». «Вкусно»…  «Так в чем вопрос?». «Ложка у меня не солдатская», чуть не плача, выдавил из себя Алешка. «Да, без ложки ты не боец, а знаешь что? Давай по-солдатски «махнем не глядя». Я тебе свою ложку, а ты мне – свою. Идет?». «Идет!» –  радостно выпалил Алешка. Солдат неторопливо, словно прощаясь, обтер свою алюминиевую «подругу» полотенцем, заботливо оставленным мамой на ветке дерева, и протянул ее Алешке. «На, сынок, налетай на кашу!». Ложка была самая настоящая солдатская – с выцарапанными на ручке звездочкой и какими-то непонятными значками. Уплетая кашу, Алешка краем глаза следил за солдатом, а тот, ласково гладя  раскрашенную цветами деревянную ложку, о чем-то задумался. Может, вспомнил свой дом, а может, сынишку или дочурку за семейным столом? Кто знает… Кто ответит…